Письмо к другу. Прощение.
У нас есть такая метафора в базе про то, что настоящая безысходность, это когда на сороковой день ты стоишь у могилы и понимаешь, что это не чья-то глупая шутка, не страшный сон и ты будешь теперь жить так, без дорогого тебе человека. Хорошая метафора с тегом «безысходность», очень отрезвляет. Я уже больше года стою у твоей могилы, детка, периодически ухожу по делам, отдохнуть, подумать и потом опять возвращаюсь. И возвращаюсь всегда по сути за одним и тем же. За тем, чем ты поражал меня все десять лет. За прощением.
Мы не чувствуем себя виноватыми даже тогда, когда нам плохо. Быть виноватым- это как будто угроза нашим битвам, как будто опасность дрогнуть в бою за правду. Так мы избегаем вины, а вместе с этим и извлечения уроков, которые бы нам очень помогли. Но так устроено сознание- страх поражения распространяется на все сферы, мы воюем сами с собой. Мы учимся сами у себя. И моменты, когда мы начинаем учиться, всегда начинаются с чувства вины.
Я была права, я отстаивала свою точку зрения, справедливую позицию, но почему-то оказалась виновата перед тобой. Как часто это случается. Оказалась виновата и попросила прощения, и ты простил меня. Но возникает и еще одна проблема- прощение самой себя. Есть такая большая разница между тем, когда нас прощает кто-то во внешнем мире, и между тем, когда мы прощаем себя сами.
Ты учил меня прощать других, вернее, не учил, конечно, а просто я смотрела, как ты это легко делаешь, просто машешь рукой и прощаешь. Один наш общий знакомый, твой протеже, был должен тебе десять тысяч долларов и в тяжелые моменты спустя пять лет ты пару раз говорил «Эх, как пригодились бы сейчас эти деньги!» вздыхал и махал рукой расстроено. Больше ты не вспоминал о нем. Иногда ты говорил «господи, сколько я в жизни помогал всем, и как-то не особо чего-то ожидая. Пора мне уже помочь самому себе». Но всегда в этих словах было столько неподдельного принятия, прощения. Ни разу я не слышала чтобы ты всерьез упрекал кого-то. Хотя ты мог ругаться и отстаивать свое мнение, выговаривать, очень громко и эмоционально. И этой твоей энергией сносило.
Однажды мы очень сильно поругались, и ты направил на меня этот поток негодования. Только один раз такое было и очень ненадолго. И это было по-настоящему неприятно и страшно. Но даже в тот момент под этим диким негодованием и наездом в тебе было прощение.
Теперь я знаю, что природа этого прощения очень проста и достичь его очень просто. Природа прощения постигается, когда не с кем воевать. Именно поэтому когда умирает твой враг или оппозиционер, теряешь смысл жизни. Мы теряем способность воевать, отталкиваться и остаемся один на один с собственной враждебностью, с собственной раздвоенностью.
Когда не с кем воевать, остается только простить самого себя. Но даже в эти моменты мы просто затихаем в ожидании нового противника, нового вызова, нового раута. Самые близкие и любимые люди, только они, бывают такими сильными спарринг-партнерами. Но они умирают или уходят, унося с собой повод для битвы и оставляя в душе необходимость прощения. Необходимость отказаться от боя, от борьбы.
«Смотри, как у нас все хорошо, и мы не ссоримся»,- сказала я как-то. «Это потому что в жизни особо ничего не происходит, потому что сейчас период затишья»,- сказал ты…
Детка, теперь у нас теперь не просто период затишья, и поэтому мне пришлось перестать воевать. Возможно, это лучший подарок, и я посвящаю его тебе.
