Письмо к другу. Этот Бог.
Я снова пересматривала «Долину цветов», существует как минимум один просветленный, который любит этот фильм так же как я. Я бы показала этот фильм тебе, я бы познакомила тебя с этим человеком. Ты бы порадовался фильму, повеселился над знакомым и нашел в нем много недостатков. Он слишком похож на тебя. Я бы посмеялась, глядя, как вы общаетесь.
«С тех пор, как я познала твою любовь, я поняла, что для меня нет пути назад». И слова чодпа «Кто может энергию конфликта превратить в сотрудничество, тот будда и есть». Тебе бы понравилось все это. Этот фильм в нашем стиле. У тебя был маленький дамару, барабан для призывания божеств, хотя ты не сильно интересовался буддизмом. У тебя были навыки даосизма, хотя ты никогда не имел наставника-даоса. У тебя была ответственность тантрического йогина, хотя ты никогда не давал обетов и не стремился обрести просветление. Наоборот, постоянно декларировал, что к просветлению ты уже пришел и богоискательством вообще никогда не занимался.
Часто я задавала себе вопрос, что будет со мной, когда я останусь без тебя. Что будет с тем содержанием, которое ты вложил меня, кто я без тебя вообще. Я слишком привыкла к твоим скоростям, уровню осознанности, внутреннему огню. Я мало чего знала о жизни в те годы, когда ты подхватил меня и начал обучать. К хорошему так быстро привыкаешь, и так тяжело понизить уровень ожиданий после того, как познал реальное счастье. У нас есть метафора о том, что разум, однажды покинувший свои границы, уже не вернется назад. Мы так мощно с тобой расширили границы друг друга, что мне невольно хотелось проверить, что случится с моим восприятием, когда рано или поздно я останусь одна. Хотелось понять, что будет сухим остатком.
В итоге, пережив до конца утрату, восстановив контакт с внешним миром и желание жить дальше, я, конечно же, осталась такой, какой стала с тобой. И я не могу не похвастаться перед тобой, детка, что я чувствую себя намного увереннее, зная, что смогла пережить твою смерть. Это звучит парадоксально, но только ты бы смог заценить это мое достижение- способность прожить без тебя. Ты бы поапплодировал такому моему достижению, и я не могу не улыбаться при мысли, что ты сказал бы «да-да-дааа!» улыбаясь и качая головой, как делают в индийских фильмах.
Много мелочей каких-то вспоминается. Например, как однажды после долгой ссоры, которая длилась месяц или два и бурного примирения ты сказал мне «Катя, дай мне какую-то свою вещь личную. Браслетик, например». «Ээй, ты будешь меня контролировать? Знаю, я твои эти штучки, управление через фетиш!» Но ты сказал мне тихо и настойчиво «дай, дай браслетик, не парься, я положу его в свой сундучок». И я, даже зная, что ты будешь направлять мое сознание, даже в моменты моего несогласия, конечно, отдала его. Таково было доверие, настолько мы уже переплелись, что понятие «твое» и «мое» практически стерлось.
Вспоминаю одну нашу общую знакомую, которая любила тебя разводить на всякие около духовные разговоры. Помню, как ты выдал что-то такое типа: «А вы вообще на Бога-то постоянно так надеетесь? Не думали, что его ведь тоже кто-то контролировать должен. Вот он создал всю нашу вселенную, а может он ошибку какую-то допустил. Не может же быть, чтобы не было над ним другого бога и другой инстанции! Сто пудово должен быть кто-то, кто его контролирует. Я бы лично лучше в ту инстанцию обращался, а не к этому Богу». Слушая тебя с раскрытым ртом, знакомая эта выдавила из себя только что-то типа: «Витя, я думала, что твой уровень такой, как бывает у одного на миллион, но, кажется, я ошибалась, и у тебя такой уровень, как у одного на сто миллионов». Ты хохотал, а она так потрясенно и сидела весь вечер, ибо что-то там в ее голове сложилось в волшебную картину.
«Высоких и низких, далеких и близких, далеких и близких иллюзий не строй»,- говорил ты мне строго, цитируя группу Пикник.
Мы ездили с тобой пару остановок по улице Мира от дома до офиса и детского сада. Но чаще ходили пешком. Да и не ходили, а летали, очень быстро ходили, и мелкая Полина еле-еле успевала за нами. Нам постоянно говорили, что мы идеальная пара, мы все время только отплевывались. Финалом была ситуация, когда спустя три года ты уже с одной ногой на костылях заходил со мной в лифт, может быть, мы о чем-то спорили, и к нам заскочила пожилая ушлая соседка. И вдруг, такая, почему-то говорит тебе (наверняка, из благих побуждений): «Вы такая прекрасная пара! Вы такие красивые. Не стоит грустить!» Когда она вышла ты просто, кажется, брызгал ядовитой слюной во все стороны. «Вот дура, блин!» «Слышь, детка, но мы все еще красивая пара». «Да, пиздец, она больная какая-то, Катя!» Ты парился, что я с тобой, несмотря на твою инвалидность. Я даже не думала об этом, а ты парился.
Но парадокс в том, что никогда мы так не любили друг друга. Никогда мы так не сходили с ума от возможности быть вместе. Как в тот год, в последний год. Никогда ни раньше ни позже я не чувствовала себя такой счастливой. Это было в твоем стиле- знать, что скоро все кончится совсем и оставить о себе яркие воспоминания.
Ты платил за нашу квартиру и в лютый сибирский мороз ездил на автобусе и потом еще долго шел на костылях в гололед. Я никогда ни до ни после не видела таких сумасшедше смелых мужчин. Никогда не видела такой воли и стержня в борьбе за свои идеалы. И при этом интеллекта, гениального и иррационального. И очень земного. Ты мог прийти и сказать: «Эх, черт, я прямо сильно свалился, поскользнулся прям, очень скользко, мне надо поменять резиновые набалдашники на костылях- они все стерлись!» И я в ужасе еще минут десять пыталась представить, как именно тебе удалось самостоятельно встать и дойти до дома. Я понимала, что ты бы не стал мне звонить, чтобы я помогла тебе. Ты вставал и на следующее утро опять бежал на работу. Целовал меня, а чаще не будил, оставляя еду и кофе.
Тебе было плевать на всех, тебя волновало только то, что ты запланировал. Ты не строил иллюзий, осознавая, что строишь наш мир вне времен, вне предательств, вне смерти. Наш мир в моей голове.
О как хорошо ты вложился, детка. Пожалуй, я по-прежнему твоя самая лучшая инвестиция. Я все еще продолжаю помнить о твоей необычности и о нашей безумной и прекрасной жизни. Я не претендую на лавры великих мемуаристов, и я не пытаюсь написать лучшую историю о любви. Но я определенно точно хочу писать об этом. Мы достойны бумаги, наши души светят во тьме как миллионы солнц. Like million suns…
Мы с тобой- победа, мы с тобой- чистый дух, бесконечное тело света. Всеобъемлющее и всепроникающее. И этот Бог, детка, обсудил бы с нами некоторые вопросы, и возможно, рассказал бы, как Он создал эту вселенную. И я, клянусь, мы бы с Ним весело потусовались.
