Письмо к другу. Один на миллион.
Я давно тебе не писала. Мне стало интересно жить. Нет, не без тебя, без тебя я не жила с того самого момента, как мы стали общаться, и теперь все так же. Но мне, наконец, стало интересно жить в принципе. Я могу сказать, что я счастлива, у меня есть все, что мне сейчас нужно.
Времена года все так же сменяют друг друга, и сейчас твое любимое время года, осень. Ты всегда говорил, что лучше всего осень, когда листья желтеют, прохлада и тишина и первый снег. Ты говорил: «Я вообще не очень понимаю, почему люди не видят всего этого великолепия природы. Иной раз посмотришь на какую-нибудь дорожку в парке, самую обычную, на свет, который между деревьев и оторваться просто не можешь. А люди такие только плечами пожимают типа «что такого ты в этом нашел». Они смотрят на это как на что-то обыденное, а я-то нет, я вижу это как главное, меня это почему-то захватывает!»
Детка, я вообще не понимаю, что это за фигня происходит с людьми, или со мной что-то происходит, я тоже попадаю постоянно в такие ситуации. Потрясающий закат или восход- небо переполнено сумасшедшими цветами, воздух пахнет опьяняюще, но никто этого не видит. Птица как-то неожиданно близко подлетела и, не отрываясь, следует за мной, у нее своя харизма, свои дела. И я просто не могу продолжать разговор с человеком, с которым до этого говорила- меня все это вовлекает, отвлекает.
Когда мы были влюблены, нас ничто не могло отвлечь друг от друга. Особенно, если при этом внешние условия совершенно не подразумевали. Никто и ничто: ни официальные места, ни близкое присутствие посторонних, ни ограниченность во времени, ни разногласия, ни болезнь, ни траур, ничто не мешало нам любить друг друга безумно и самозабвенно. Когда мы хотели есть, мы готовили из чего придется, когда было творческое настроение, мы ваяли свои «нетленки» целыми днями напролет. Ты всегда говорил, что это свойство настоящего художника- творить когда и на чем придется- не лимитируясь ничем.
Однажды после очередной размолвки и примирения ты задумчиво сказал: «Конечно, куда я от тебя денусь, ты- очень необычная, самая лучшая, одна на миллион, твоя душа бесценна. Тебя ни с кем не сравнить, тебя нельзя потерять». Это было так странно не к месту, я уловила по настроению, что это был не комплимент, не учтивость, ты озвучил то, что было в голове, видимо. Я удивилась таким словам. В тот момент жизни я была полна гуманизма ко всему живому прямо как Авалокитешвара (про которого тогда я не знала ничего еще) и ответила: «Слушай, ну ты так говоришь, потому что любишь меня. В реальности ведь все необычны. В каждом есть талант, гениальность, просто не все сумели это развить». Ты так на меня посмотрел, как будто я не догоняю чего-то очень важного, и с выражением сказал: «Нет, Катя, все- ооочень обычные. Большинство очень заурядны и предсказуемы. Их видно заранее, у них все очень и очень обычно. Надо уметь разделять одних и других». Сказал, как отрезал. Я только плечами пожала.
Вот эта способность различать, не предавать значения тому, что заурядно, что слабо, негениально- она у тебя была. Расставить акценты так, чтобы произведение заиграло- для этого не только наблюдательность и ум нужны, ты это знал. Многое еще что: способность к знаковому мышлению, способность ловить озарения, считывать и передавать состояния, способность «пробивать» все феномены реальности, проверять их на подлинность. И способность созерцать, быть тихим. Нужен несгибаемый дух, жажда жизни, жажда знаний. Все это нужно для того чтобы талант раскрывался. Нужно чтобы душа страдала, но из страданий выносила яркие переживания, чтобы желание делиться никогда не прекращалось. Изначально нужно иметь такое желание делиться, примерно такое же неостановимое ни перед какими преградами как мы с тобой, когда хотели друг друга.
Господи, как много я потом еще встречала вялых людей. Как говорит один мой знакомый «глядя на них кажется, что их зачали без страсти». А тех, которых зачали со страстью, кажется не наделили никаким желанием кроме максимум- добиваться своего никому при этом не мешая. Или создавая какой-нибудь «продукт», продавать себя подороже. А те, кто делится и не лимитируется, их идеи часто оказывались такими неоригинальными, сплошь цитатами, потому что не хватало желания учиться десятилетиями без остановок. Никто, почти никто из талантливых людей не выбирает твой путь «штукаря-одиночки», как называл тебя твой отец или мой путь шаманки, как называл меня- мой. Это все печально. Ты был прав, могу констатировать это.
И тем приятнее мне, как и тебе, находить тех самых, о которых можно сказать «ты- один на миллион». Тем приятнее смотреть в их глаза, а особенно приятно сказать им об этом, когда они даже не подозревают, что окружены со всех сторон такими вот обычными. Возможно, это их и спасает от неминуемой фатальной ошибки, от страха, от боли. Неведение спасает их от равнодушия. Но все-таки как ты сказал мне это, так же невпопад и резко, я доведу до человека эту мысль, если увижу, что да- он один на миллион. Я не промолчу, хоть он меня и не услышит. А потом когда-нибудь, когда он будет готов остаться один на один с самими собой, обязательно поймет, что именно это значит. Быть одним на миллион не страшно и не больно. И это одна из тех вещей, в которых я- свидетель.
